“Субъект либо травмированный, либо циничный”

— Режим пытается прикрыть свою неэффективность, недееспособность, личный интерес конкретных бенефициаров, который стоит за политическими и военными событиями. В долгосрочных перспективах это будет ослаблять сам режим. Воспитание патриотизма — это оксюморон: если вам нужно воспитывать патриотизм, это значит, что его нет, что люди не понимают, чего они должны быть патриотами.

Денис Греков — философ и политолог, до мая работавший в Российской академии народного хозяйства и государственной службы, — объясняет, почему российская система образования сегодня такая, как есть. Он вел курс о критическом мышлении, но был вынужден уволиться и уехать из России после того, как опубликовал в Facebook пост о войне в Украине. Греков стал одним из участников семинара “Образование в путинской России”, который прошел в рамках встречи “Воспитание гражданственности: роль и возможности российской диаспоры”. Мероприятие организовал European Wergeland Centre. Вместе со своими коллегами ученый рассказал, что сегодня происходит в российском образовании и к каким последствиям для страны это может привести.

— Тенденция на изоляцию образования, которую все отмечают, началась не вчера. Это происходило медленно, постепенно, и независимому образованию выживать становилось все труднее. Как только началась активная фаза войны, эти процессы сильно ускорились. Закрыты факультеты свободных искусств при государственных университетах, Россия вышла из болонской системы, разорвала международные контакты. Отчасти, кстати, не сама: некоторые связи были разорваны не по инициативе России, но мы все понимаем, почему.

Второй важный пункт — и это всё взаимосвязано — разрушение российского образования как системы. Идеологизация, милитаризация образования. Оно ставится на службу власти и ведения войны, — считает Денис Греков.

Старший советник European Wergeland Centre Валентина Папейкиене отметила, что система образования не существует изолированно, она связана с политическим развитием. В России после распада Советского союза пытались найти национальную идею, основанную на традиционных ценностях и образе России как мощного государства. И, кажется, нашли. Запад подается как нечто враждебное; общество милитаризуется, церковь вмешивается в государственные дела, внешняя политика стала агрессивной. Снижается гражданская активность, разрушается политическая оппозиция, уничтожаются свободные медиа и заглушаются критические голоса. 

Всё это сказывает на образовании. Папейкиене отметила несколько трендов; во-первых, оно становится средством противодействия экспансии “чужих” ценностей. Во-вторых, делается сильный акцент на патриотизме и лояльности к государству. Огромное число ректоров являются членами правящей партии “Единая Россия”. Автономность высшего образования уменьшается, студенческая активность искореняется.

В школах появились обязательные для посещения “Разговоры о важном”, еженедельное поднятие флага в совокупности с исполнением гимна. Свое влияние на школьников оказывают также кадетские классы и казачьи организации, активно работающие с детьми. Вообще внеклассная работа — один из заметных инструментов пропаганды. Так, по данным Папейкиене, в России функционирует почти пять тысяч спортивно-патриотических лагерей; в них отправляют более 20 процентов детей. Набирает обороты и провластная общественная организация “Юнармия”: количество ее участников за последний год выросло с 700 тысяч до 1,2 миллиона.

“Людям стало страшно”

Barents Observer посвятил два больших текста тому, как российские школы и университеты превращаются в инструменты провластной пропаганды. Психолог Юрий Лапшин возглавлял психологическую службу школы № 57 и своими глазами наблюдал, как вырождается образовательная среда.

ADVERTISEMENT

— До войны главной идеологемой, которая проводилась в школе, было “Школа вне политики”. Идея была в том, чтобы предотвратить участие школьников в политических протестах и публичное выражение учителями своей позиции. Я, например, ходил на митинги, все знали мою позицию. И таких было много, но главное было не обсуждать это в школе.

Однако учителя не любят находиться в ситуации, когда им нечего сказать по важным вопросам, по горячим темам. А ученики могут задать вопрос в любой момент и любому учителю. Вот я психолог, ко мне на перемене подходит ребенок и спрашивает: как вы относитесь к начавшейся войне? Конечно, я не могу сказать, будто ничего не знаю. На деле учителя на уроках говорили о своей позиции. И многие были против войны, и они тоже об этом говорили.

Уже в марте в Москве за выражение своей позиции был уволен первый учитель. Людям стало страшно. А потом стали появляться официальные мероприятия, в которых учителя не могли не участвовать. Нельзя просто взять и не участвовать в поднятии флага, нельзя просто взять и не проводить “Разговоры о важном”, — констатирует Лапшин. — А стратегия власти состоит в том, чтобы люди привыкли к участию в этих формальных процедурах. На “Разговорах о важном” сейчас не так много про спецоперацию, но этого содержания добавят, когда люди привыкнут.

“Культ имитации”

В ходе семинара несколько раз звучало название государства, о котором, судя по всему, так тоскуют российские власти — Советский Союз. Греков и Лапшин полагают, что нынешний вектор российского образования нацелен именно туда, и ни к чему хорошему это не приведет.

— Уничтожается мотивация к обучению, возможность обсуждать проблему, независимость учителя и преподавателя, их открытость новым концепциям. Реставрируется культура доносительства, которая делает систему образования недееспособной. Ведь в какой-то момент лояльность начинает цениться выше, чем профессиональные качества. Неважно, насколько вы хороший ученый или преподаватель: если вы не лояльны, вы потеряете свое место и подвергнетесь репрессиям. Ученики, в свою очередь, лишаются возможности продвигаться за счет академических успехов. Достаточно быть лояльным.

Всё это порождает двоемыслие — готовность следовать формальным концептам, вписываться в пропагандистские клише. В этой среде люди социализируются. Мы получаем либо травмированного субъекта, либо циничного субъекта. В любом случае это будет человек, который не готов защищать свои ценности, который, возможно, их вообще не имеет. То есть это разрушает и российское общество. Несколько потерянных поколений — видимо, случившийся факт. Это разрушило Советский Союз, и это траектория, на которую уверенно выходит и российское образование.

Таким образом, нынешние тенденции в российском образовании не имеют отношения к национальным интересам, а вредят ему. Парадоксально: то, что преподносится как некая защита Российской Федерации от внешних врагов, вдруг становится главным способом нанесения ей вреда. Российское образование становится деструктивным инструментом: ради пропагандистских задач разрушается будущее страны, — считает Греков.

— Это очень похоже на поздний Советский Союз, который я помню по своему детству, — соглашается Юрий Лапшин. — Когда всем было всё равно, что там произносится с экрана.

— В системе образования ввели культ имитации. Школы уже сейчас имитируют, как они исполняют указания свыше, а на самом деле они лишь отчитываются об их исполнении, — говорит бывший профессор Пермского государственного педагогического университета, член правления пермского “Мемориала” Андрей Суслов.

На алтарь государства

Государственна пропаганда активно внедряется в сам образовательный процесс. Как отметила Валентина Папейкиене, в России усиливается контроль над учебными курсами и образовательным контентом. Так, российские власти намерены внедрить в школы курс начальной военной подготовки, а вузах — курс “Основы российской государственности”.

— Я изучал школьные учебники истории 2016-2019 годов, допущенные министерством просвещения. Социально-экономическая и политическая история России последних тридцати лет в них предстает не совсем одинаково, хотя общий посыл такой: лихие девяностые меняются благополучными нулевыми, прибывает Путин на белом коне, и все становится очень хорошо.

Зато, когда мы смотрим на внешнюю политику, уже все однозначно. Мы видим старую традицию из советских учебников: никаких ошибок нет. Крымская история 2014 года подается так, что в Киеве к власти пришли нацисты, народ Крыма возмутился, провел референдум и решил присоединиться к России. О том, что там были российские военные, ничего не сказано.

А в учебнике, выпущенном под редакцией Мединского, уже говорится о том, что мы в Крым пришли и забрали. Потому что так было надо для воплощения национальных интересов. То есть описание внешней политики абсолютно повторяет посыл пропаганды, — рассказал Андрей Суслов.

Владимир Мединский — бывший министр культуры России, председатель Российского военно-исторического общества. Он является доктором исторических наук, однако вокруг его докторской диссертации несколько лет разгорелся колоссальный скандал. Российские ученые обнаружили, что она попросту ненаучна. В тексте содержатся грубые фактические ошибки. Например, Мединский утверждал, будто во времена Ивана Грозного церковные книги на Руси были написаны на русском языке, а у католиков и протестантов — на латинском; таким образом Мединский только в одной фразе показал, что ничего не знает ни о церковнославянском языке, ни о Библии Лютера.

Подобных “ляпов” множество, но главный содержится в самом начале. “Взвешивание на весах национальных интересов России создаёт абсолютный стандарт истинности и достоверности исторического труда” — пишет Владимир Мединский во введении своей диссертации. То есть критерием истинности научного знания называется соответствие интересам государства.

Денис Греков убежден, что отставание России в сфере гуманитарных дисциплин будет катастрофическим. И это ударит по всей системе образования.

— Уже в двадцатом веке стала понятна связь между гуманитарными дисциплинами и техническим прогрессом. Гуманитарные дисциплины дают ценности и творчество, в рамках которого создаются новые технологии. Задушив гуманитарное образование, они неминуемо обрекают себя на технологическое отставание. Условно говоря, мосты будут строиться, но они уже в своем проекте будут устаревшими, — говорит ученый. — Да, Советский Союз запустил человека в космос; однако это было достигнуто путем мобилизации всей промышленности — у нас была ракета, но не было носков. А в долгосрочной перспективе СССР, совершив технологический прорыв, не смог выдержать технологическую конкуренцию.

“Запустить кислород”

Тем не менее в российском образовании есть люди, сопротивляющиеся его деградации, считают участники семинара.

— Многое зависит от людей. Многие учителя знают, что, когда они закрыли дверь аудитории, они остаются наедине с учениками и могут доносить свою точку зрения, — говорит Андрей Суслов.

— В зависимости от школы, от отношений школы с родителями, от давления властей (а оно в разных регионах было различным), учителя стали прибегать к тактике эзопова языка. Например, заявлена тема “День отца” в рамках “Разговоров о важном”, и учитель биологии рассказывает классу о филопатрии: это явление, когда животные возвращаются на место, где они родились, чтобы там произвести потомство. А во время “Атомного урока” — рассказ о методах радиоизотопного анализа. Это профанизация темы. Такова текущая тактика сопротивления, и, видимо, она и дальше будет развиваться в эту сторону. Эзопов язык, фига в кармане, — уверен Юрий Лапшин.

Отсутствие явного протеста не означает, что его нет внутри сообществ, объясняет Денис Греков.

— В вузах студенты зависят от руководства. Вы можете повыступать, но вы не сдадите сессию, вас отчислят, вам не дадут дальнейшего продвижения… Выбор — либо уходить, либо молчать. Поэтому, скорее всего, отсутствие протеста означает, что студенты не доверяют своим вузам. Позиция такая: “Ну окей, сходим на эту встречу с казаками, послушаем, что эти дятлы нам говорят”, — считает ученый. — Что касается пассивного сопротивления, о котором говорил Юрий: оно не решает проблему, но увеличивает трение в системе, заставляет ее пробуксовывать, и это полезная практика.

Участники семинара сошлись во мнении, что это “трение в системе” нужно усиливать. Делать это, очевидно, придется извне. Большую роль в этом могут сыграть диаспоры - люди, уехавшие за рубеж, но не потерявшие связей с Родиной. Например, в Норвегии существует организация “SmåRådina: за демократию в России”, которая объединяет выходцев из России, желающих перемен в своей стране.

— Живущие в России люди получают искаженную картину мира, и нужно быть готовым к тому, что, когда наступят какие-то изменения, им надо будет рассказывать другую историю, и мы столкнемся с нежеланием. Нужно искать подходы к неформальному образованию и диалогу. А эти тучи когда-нибудь разойдутся, я в этом абсолютно уверена, — говорит журналистка “Новая газета Европа” Мария Улазовская. Она училась в РАНХиГС, вскоре после начала войны в Украине уехала вместе с редакцией, но сумела дистанционно защитить курсовую работу, а сейчас находится в академическом отпуске.

Мария рассказала о проекте “Свободный университет”, который был создан группой преподавателей ВШЭ. В нем люди могут бесплатно получить академическое образование и знания, которые могут пригодиться в дальнейшем обучении. Дистанционное образование — не только альтернатива “традиционному”, завязанному сегодня на пропаганде, но и мощный инструмент поддержки.

— Хочу сказать, что высшее образование не умерло, — обратилась к участникам встречи представитель Transparancy International Елена Вандышева. — Вот почему мы должны продолжать коммуникацию с ними. Мы в рамках Transparancy International работаем с российскими студентами, изучаем деятельность руководства университетов и учим студентов, как делать расследования, даем инструменты и вовлекаем в нашу работу по всей России, и они делают проекты. Много преподавателей и студентов имеют антивоенную позицию, демократические ценности, и они не могут исчезнуть просто потому, что правительство решило, будто Россия должна быть изолирована.

— Сейчас гораздо шире возможности, чтобы информировать людей о том, что происходит в мире и стране. Важно продолжать это делать: рассказывать об антивоенных акциях, о несогласных учителях. Например, “Альянс учителей” рассказывает о реальном статусе этих “Разговоров о важном” — на них ведь можно не отправлять детей! — говорит Юрий Лапшин.

— Мы можем создавать программы для тех, кто в России, чтобы запускать кислород в эту душную атмосферу, — соглашается Денис Греков. — И мы должны психологически поддерживать оставшихся в России: предоставлять им информацию, помогать им ориентироваться и сохранять нормальность. Потому что размывание границ нормы — это главная психологическая проблема, с которой сталкиваются люди в России. Они живут в токсичной среде, и нужно помочь им сохранить себя.